Диалоги, которые происходят до включения камеры, диктофона и прочих средств записи совершенно неповторимы. Именно когда эти технические средства «в отключке» случается самое интересное. Артисты шутят, журналисты выдают спонтанные афоризмы. Все раскованы, свободны и пребывают в эйфории от творчества, которое питает атмосферу концерта. Так произошло и в этот раз. Иван Бессонов выступал в Оренбурге с Национальным филармоническим оркестром под управлением Владимира Спивакова. Наша публика всегда очень «тёплая» и любит задержать исполнителей на «бис» или даже на два. Ивана Бессонова, хотя и видела впервые, вызывала дважды. Пианист исполнил знаменитое «Па-де-де» из «Щелкунчика» Чайковского и с ювелирной тонкостью сыграл «Музыкальную табакерку» Лядова, чем окончательно свёл с ума зрителей. И вот за кулисами после блистательного выступления, но ещё до включения камеры случился диалог.
– Спасибо Вам огромное, это было просто восхитительно!
– Не знаю, я могу намного лучше…
– У меня замирало дыхание…
– Я только рад, но повторюсь, я мог бы ещё лучше.
Эти реверансы скромному и очень талантливому пианисту, длились бы долго, но оператор настроил камеру.
Оренбургская публика отличается от столичной? Какие у Вас ощущения после концерта?
– Кроме восторга и огромной благодарности я сейчас ничего не чувствую. Концерт был очень интересный, я буду его помнить. Публика в Оренбурге принимала меня очень тепло, была готова слушать, это очень важно. Иногда зрители приходят, чтобы «отметиться», но здесь люди внимательно слушали, старались понять. Это всегда очень приятно. Я здесь первый раз, но думаю, что обязательно приеду сюда снова.
В Вашей биографии множество побед на музыкальных состязаниях разного уровня. Как давно Вы участвуете в конкурсах?
– Я довольно поздний музыкальный ребёнок. Со мной начали заниматься музыкой в 6 лет. Обычно с детьми начинают заниматься с 4-х. Выступать на концертных площадках я начал в 12 лет. Когда я начал принимать участие в конкурсах, сразу ощутил сильную разницу с концертными выступлениями. На конкурсе чувствуешь себя не в своей тарелке, потому что искусство не подлежит никаким распределениям, оценкам. Оно прозрачно, не замутнено интригами, состязаниями. Музыка живёт сама по себе, это не прыжок в длину. Её невозможно оценивать цифрами, измерять. Отношение к конкурсам у меня всегда очень осторожное. Я стараюсь больше играть на фестивалях, концертах, а конкурсы – это необходимость. Нужно, чтобы тебя увидели, узнали. К сожалению, так устроен современный музыкальный мир.
Тем не менее Вы стали первым российским победителем очень престижного «Eurovision Young Musicians» и многих других, есть какое-то творческое кредо, которое помогает Вам быть успешным?
– Я ни в коем случае не пытаюсь быть успешным. Я просто занимаюсь музыкой. Когда занимаешься музыкой по-настоящему никакие лишние мысли не лезут в голову. Потому что единственная цель, которую ты себе поставил – достигнуть того, что звучит внутри тебя. На инструменте – на скрипке, арфе или фортепиано, не важно. Это просто раскрытие самого себя через произведения великих композиторов. Ещё один важный момент для меня. Композиция. Я очень остро чувствую тенденцию, что сейчас композиторы мало сочиняют традиционной академической музыки. Авангард, который в моде, новые созвучия, электронные инструменты – я их не понимаю. Для меня классическая музыка заканчивается где-то в третьей – четвёртой четверти двадцатого века. Может, конечно я что-то не понимаю, но мне ближе всего музыка c XVII – до начала XX веков.
Родители как-то повлияли на выбор Вашего творческого пути?
– Только они. Они просто усадили меня за рояль. Я убеждён, что, если бы они этого не сделали, я не был бы пианистом. Это целиком и полностью заслуга родителей.
Когда-то было желание бросить занятия?
– Это очень каверзный вопрос. Я скажу так. Нормальный ребёнок никогда не будет заниматься этим по своей воле. Только ненормальный, с отклонениями, серьёзно. Профессия пианиста настолько ювелирная, в ней столько нужно искать, заниматься ремеслом: гаммами, арпеджио… Это всё безумно утомляет, безумно неинтересно. У ребёнка просто не может хватить воли доделать произведение до конца. Он естественно лучше пойдёт играть в футбол или во что-то ещё. Я знаю единичные примеры, когда ребёнок занимался музыкой сам. Это Женя Кисин, говорят, он играл целыми днями напролёт, и никто не мог оторвать его. Глен Гульд тоже. Зато какие выросли музыканты! Если бы не мои родители, я бы вообще не занимался музыкой.
А сейчас?
Сейчас у меня есть какая-то ответственность перед людьми, которые придут в зал. Я занимаюсь конечно сам, хоть это иногда бывает трудно.
Вы увлекаетесь игрой в футбол, а есть ли какое-то творческое хобби?
– Я сочиняю музыку. Хотя это очень трудно для меня, потому что не хватает времени. Но я очень стараюсь. Также я читаю, без этого никак.
Исполняете свои произведения?
– Иногда играю, но они бывают подчас такие сложные, что я не могу их выучить.
Они написаны в русле академической традиции?
– Да, это такой «советский Шопен». Так я в шутку называю стиль своих сочинений. Есть джазовые произведения, есть близкие к барочной традиции. Я пробую всё, мне это интересно.
Владимир Спиваков сменил смычок на дирижёрскую палочку, сейчас его больше знают, как дирижёра, а у Вас есть какой-то долгоиграющий план на творческую жизнь?
– Профессия музыканта настолько непредсказуема, расплывчата даже. Никогда не знаешь, что будет завтра, что будешь играть, что учить. Но безусловно я посвящу свою жизнь музыке.
После выключения камеры и диктофона Иван, конечно опять рассказал самое интересное. О том, что собирается поступать в консерваторию, пока точно не решил в какую. О том, что не нужно верить педагогам, которые говорят, что у ребёнка «не пианистические» пальцы. И, хотя общаться с такими людьми хочется бесконечно, мы решили оставить пианиста в покое. Тем более, что в гримёрку уже постучался папа Ивана. Звукорежиссёр и музыкант Алексей Григорьев, который когда-то усадил сына за рояль. А теперь восторженно наблюдал за его триумфом из зала и снимал выступление златокудрого «советского Шопена» на видеокамеру.
Беседовала Марина Бошина
