Собственную творческую цель Пётр Николаевич Краснов формулировал скромно: «Хочу получше понять эту жизнь и своё, человеческое, место в ней». Прозаик, публицист, переводчик, автор, по праву считавшийся литературной гордостью Оренбуржья, был оценён по заслугам: он лауреат Всесоюзной премии имени А.М. Горького (1979), Всероссийских премий имени И.А. Бунина (1995) и «Капитанская дочка» (1996), имени Александра Невского «России верные сыны» (2005), премии имени Д.Н. Мамина-Сибиряка (2006), Большой Толстовской премии «Ясная Поляна» (2008), премии имени Валериана Правдухина альманаха «Гостиный Двор» (2009), лауреат областной премии «Оренбургская лира» (2005), большой литературной премии России в 1-й номинации (2012), литературной премии имени П.И. Рычкова (2015) и, более того, удостоен Диплома ЮНЕСКО «За выдающийся вклад в мировую культуру».

К мнению Петра Николаевича Краснова всегда прислушивались, дружбой с ним чрезвычайно дорожили, высочайший уровень текстов позволял называть его современным классиком. Миновало почти три года со дня его кончины, но, как и прежде, невозможно представить литературный мир Оренбуржья без этой яркой личности. Когда спрашивают, о чём Краснов размышлял по преимуществу, хочется ответить: «Да обо всём!»

Всплывает в памяти картина: постукивая ложечкой по стакану чая, Пётр Николаевич говорит о Льве Толстом, затем переходит на проблемы ядерной энергетики, потом на рассуждение о степной почве, далее в орбиту его мысли втягивается ещё и мировоззрение евразийцев. Сумма пёстрых фактов прошита взаимосвязями, речь звучит плавно и размеренно, собрана воедино без необдуманных ходов. Но Краснов мог выглядеть и действующим по наитию, внезапным, неудержимым, буквально врываться на трибуну или в видеоэфир; всё зависело от аудитории, от злободневности обсуждаемого вопроса. Писателя невозможно было переубедить (да никто и не осмеливался), но порой он сам разворачивался в неожиданную сторону, например, щедро хвалил прозу, чуждую ему по стилистике, если пишущий действительно впечатлял талантом. В повседневном общении Краснов умел дополнить суровый вердикт шуткой, лирическое откровение – статистической выкладкой. За парадоксальность, за удивительное сочетание взвешенности с непредсказуемостью, царственного величия с импульсивностью его и любили.     

Одной из сквозных тем этого автора являлись многоярусные, диалектические взаимоотношения между миром животных и миром людей. Василий, герой повести «Пой, скворушка, пой», испытал на себе едва ли не все подлости бытия и безмерно разочарован. Однако он начинает духовно возрождаться именно с того мига, как решает смастерить скворечник, а наблюдение за птицами приведёт его к иронически-философским выводам. Самец, убеждающий спутницу и сурово готовящийся к защите семейного союза, ушлая пернатая красотка, критически взирающая на жильё и на сердечного друга, – оба они так похожи на среднестатистических мужа и жену! И есть ли веский повод «заноситься нам перед ними, чёрт знает что о себе думать», если мы глядим на фауну, как в зеркало? Скептически отзываться об интеллекте животных может лишь тот, кто ни разу не следил за ними хотя бы пару часов подряд. Рассказ Петра Краснова «Рубаха» преисполнен авторского восхищения и возмущения разом, в нём смачно, кинематографично показаны сазан и цыган: оба вольные, бесцеремонные, зарифмованные и житейскими ситуациями, и фонетикой русского языка. Сазан прекрасен («в крупной, с искристыми звёздочками чешуе, весь глубоким тёмным лаком словно облитой»), он осторожен настолько, что реагирует на малейшее движение рыбака, на еле заметный шорох, это создание нелегко обдурить, оно само кого угодно обведёт вокруг плавника. Повествователь вспоминает историю, приключившуюся в Казахстане, когда три сазана, подплыв и постояв возле сети, будто изучили нехитрое приспособление, а потом их вожак, «килограммов так на шесть, с развороту в сеть, прошиб, а за ним в эту рванину спокойно так, прямо как в калитку, другие два следом». Цыган, назойливый и коварный, диковатый, – тоже дитя природы, он раздражает попрошайничеством, портит рыбалку, вызывает сложное чувство негодующего восторга: «Красив бывает всё же человек, когда вот так свободен он в каждом движенье, волен средь набравшего силу лета, когда ни оглядываться ни на кого не надо, ни притворяться». В повести «Новомир» аллегорией падения на моральное дно служит грязный кобель по кличке Юрок. «Постоянно шакалил он по чужим задворкам и помойкам, не считал за грех, говорят, и курчонка-простодыру придушить, когда никто не видит, или стянуть и растребушить бязевый с творогом мешочек, какой обыкновенно подвешивают хозяйки на гвоздик у заднего крыльца, чтобы дать сыворотке стечь, да и мало ль какой фарт выпадет. Угрызений совести он никаких, конечно, и никогда не испытывал, точь-в-точь как хозяин его, в стариковский возраст вошедший Ерёмин».

Краснов понимал: трагедия современного общества в том, что подавляющее большинство населения разучилось держать себя в узде. Дрессировать других – с превеликим удовольствием, но сознательно ввести себя самого в чёткую конструкцию из десятков «можно» и сотен «нельзя» отваживаются немногие. И в художественных текстах, и в устной полемике Краснов часто бывал жёстким, саркастичным, безжалостно размашистым, ставя целью взбудоражить, зацепить, растормошить, но никто не в силах был упрекнуть его за подобную нещадность. Фразы, оброненные писателем как бы мимоходом, произнесённые в кратких, почти случайных диалогах, прочно оседали в головах собеседников; скапливались в читательском сознании реплики и афоризмы из произведений Петра Николаевича, например, «голоса, как различны голоса, их разновидностей, как кажется, неизмеримо больше, чем человеческих типов вообще». Или ещё памятней: «Личность гармоническая? Как ни стараюсь представить её себе, а всё какой-то придурок с гармошкой выходит».

Пётр Краснов заботился и об эффекте интертекстуальности: словосочетание «бедная Лиза» пробуждало мысли об одноимённой повести Карамзина, понятие «парадоксалист», взятое в качестве исчерпывающей характеристики, – отсылка к Достоевскому. Тема болезни, сочетающаяся в романе «Заполье» с десятками гигантских диалогов на философскую и социально-политическую проблематику, – намеренная или невольная перекличка с романом Томаса Манна «Волшебная гора». Две главы, физиологически дотошно повествующие о предпоследней и последней стадии умирания, – наиболее сильное и самое реалистичное из когда-либо написанного Красновым на протяжении его литературной стези. Поэтапная хроника страданий с чётким фиксированием каждой нутряной конвульсии напрочь лишена цинизма, внушает не омерзение, а трепет. Потрясает эпизод, в котором изглоданный недугом Иван ценой адских усилий пытается выпить стакан кислого молока. Всё, что зависит от людей, в «Заполье» изображено с чрезвычайной предсказуемостью сюжетных поворотов, злодей распознаётся с первой минуты, равно как и любовные увлечения героя, которые видны опытному читательскому глазу на десять шагов вперёд. Но то, что от людей не зависит, показано с ошарашивающей внезапностью, ведь смерть не столь страшна, сколь досадна: ты многого не успел завершить, да ещё и чересчур ко всему привык.  

Впрочем, чтобы ощутить душевную дрожь, близость смерти необязательна. Экзистенциальное одиночество, стонущая сквозь зубы тоска, безысходный трагизм прорываются у автора в самые, казалось бы, умиротворённые, безмятежные моменты, приём используется неоднократно, в том числе в повести «Высокие жаворонки». Небо величественно, звёзды блещут, степь колышется, но от этого не легче, вразумляющих наставлений и даже крохотных советов никакие чудеса природы нам не дадут. Временно утешающие иллюзии, порождённые романтическим созерцанием, крошатся в труху: «Никто ничего не скажет. Ты не первый и не последний, ты, кажется, хочешь сознавать всё, вот и сознавай. Ни времени теперь, ни судьбы другой у тебя нет, не будет. Будет только то, что есть. Вот этот рассвет, в полный накал равнодушия звезда над ним и твой костерок на берегу, сдавленный вселенским холодом, больше ничего». Один из выходов – стоицизм, спокойствие, приправленное чёрным юмором: «Что, брат, не доконала нас жизнь ещё? Доконает, она на это мастер. Уж она постарается».

Каждому из нас потребна отдельность в хорошем смысле слова, то есть не искусственная отделённость, а естественная самодостаточность. Вот он, данный Петром Красновым ответ на многовековые вопрошания, на возгласы «Что человеку надо?» и прочие околофилософские причитания: «А надо – в себе иметь, всё. Не занимать или воровать, не вымаливать, а просто иметь».

Автор: Елена Тарасенко