02 марта, 10:05

Денис Радченко: о яме, музыке и о себе

Режиссёр-постановщик, актёр. В 2000 году окончил Российскую академию театрального искусства (ГИТИС) по специальности «Актёрское искусство», а в 2010 году – как «Режиссёр музыкального театра». С 1990 по 2018 годы – ассистент режиссера и режиссер в Оренбургском театре музыкальной комедии. С 2018 года сотрудничает с Омским государственным музыкальным театром (режиссёр-постановщик). Преподаёт в Оренбургском институте искусств на кафедре актёрского мастерства.

В прошлом артист и режиссёр Оренбургского театра музыкальной комедии Денис Радченко интенсивно готовится к премьере. Уже в марте мюзикл «Яма» представят артисты Оренбургского драматического. Почему режиссёр выбрал сюжет скандально известной повести Куприна о падших женщинах, легко ли ставить музыкальный спектакль с актёрами драматического театра и как помирить мюзикл с опереттой – расскажет он сам.

– Я часто слышу слова, что музыка оперетты – это музыка прошлого поколения. Нет, совершенно не так. Оперетта – жанр этого поколения. Она современная, она живая. Тот же Имре Кальман, например, написал около двадцати оперетт, причём мы из них знаем около десяти. И это великая музыка, там не куплет-припев и танец, там есть развёрнутые финалы со своей драматургией.  В них музыка рассказывает о чувствах героев, о том, что с ними происходит, как они меняются. Практически, как в опере. «Оперетта» в буквальном смысле и означает «маленькая опера». В этом жанре заложено всё. В нём сконцентрированы возможности, которые в оперном жанре открыл Моцарт. Оперетта позволяет раскрывать смыслы, которые не передаются словами, которые мы видим, чувствуем между строк. И этот жанр должен жить вместе с мюзиклом.

Вы считаете мюзикл более бедным в музыкальном смысле жанром развлекательного формата?

– Нет, мюзикл как раз наоборот, очень богатый жанр. У него водевильная основа, влияние на мюзикл оказали бурлеск, эстрадные стили и течения и даже опера. Например, в «Дубровском» – мюзикле Оренбургского театра музыкальной комедии, есть фрагменты, напоминающие оперу «Евгений Онегин», серьёзный оперный блок. После него звучит «треш», чуть ли не металл, потом «Iron bee». И зрителей это не отталкивает. В музыкальной части мюзикл не обеднён. Но, как и у любой монеты, у него есть плюсы и минусы.

Каково ставить мюзикл с артистами драматического театра? Они достаточно профессионально подготовлены для работы в этом жанре?

– У них много музыкальных спектаклей. Хореография есть буквально в каждом спектакле драматического театра. Артисты очень хорошо поют. Да, у них нет такого опыта, как у актёров в музыкальном театре. Есть определённые сложности, но они преодолимы.

– В мюзикле будет занята почти вся труппа. Хозяйку борделя Эмму Эдуардовну сыграют Наталья Ренёва и Лариса Толпышева. Алсу Шамсутдинова, Мария Губанова репетируют роль певицы Ровинской, но у нас она будет актрисой. Будет в спектакле молодёжь, которая в театре не так давно. Любу играет Александра Бражникова, Тамару – Юлия Ковальчук, Соню – Ольга Бересток, Женю – Дарья Иванищева и Юлия Шошина, она буквально с прошлого года работает в театре. Сергей Кунин, заслуженный артист Российской Федерации сыграет сразу две роли: депутата и доктора. Также заслуженный артист Российской Федерации Сергей Тыщенко – репетирует роль Горизонта, сутенёра по нынешним меркам. Лихонин – одна из ведущих вокальных партий с очень сложными музыкальными номерами ­ – досталась Максиму Меденюку.

Почему Вы выбрали повесть Куприна? Она ведь не пользовалась особой популярностью при жизни автора, да и мюзикл, поставленный в Екатеринбурге много критиковали?

– Мне хотелось бы, чтобы мы немножко оглянулись, посмотрели на себя со стороны. История про яму частично основана на документальных фактах, частично – художественная, придуманная Куприным. А яма — это что? Это не публичный дом, и не девочки, которые там работают. Это наше общество. Яма не здесь, она – вокруг.

Каждый персонаж повести может олицетворять разные государства или нашу страну, где есть разные слои ­общества – депутаты, представители власти, актриса – «творческая интеллигенция», Лихонин – студенчество, Коля Гладышев – кадет...

– Да, есть определённые опасения, наша публика не всегда готова к «Яме». Но я сразу скажу, если кто-то захочет посмотреть на голых девок, он может просто не приходить на спектакль. Там не будет пошлости, разврата, непристойностей.

– Я думаю, что в Екатеринбурге было много критики после премьеры мюзикла «Яма», потому что он там очень «раскрашен». Это было красиво, ярко, даже может быть похоже на шоу: броские парики, костюмы, беззаботная жизнь. Мы делаем спектакль не про то, совсем не про то, как раз наоборот.  

Есть ли персонаж, с которым Вы себя ассоциируете?

– Не могу ответить на этот вопрос.

Есть ли реальные прототипы у ваших героев?

– Конечно, все мы выросли в 90-е, мы помним проспект Дзержинского, девушек, которые стояли там открыто, в любую погоду. Я видел много различных прототипов.

В чём Вы видите будущее музыкального театра?

– Я думаю он, как и всё, должен претерпевать изменения. Тот процесс, который сейчас происходит в Оренбургской музыкальной комедии ­– неизбежен, а главное – необходим. Некоторое время назад театр пустовал, находился в стагнации. Сейчас он живёт, двигается вперёд и вверх. Изменения всегда происходят, не только в театре, но и в обществе.

­– Вы знаете, с чего началась жизнь во Вселенной? Со звука. Когда звуки обретают структуру, они превращаются в музыку. У музыкального театра будущее всегда есть. Он необходим, без него этот мир не может обойтись. Если человеку плохо ­– он поёт, хорошо – он опять поёт.

Вы верите в целительную силу музыки?

Да, и даже более того. Не просто целительную. Музыка может возвращать к жизни, вдохновлять, заставлять чувствовать, творить.

Вы сами не играете сейчас в театре? Режиссура Вам больше по душе?

Нет, не играю. У меня было ощущение, что я перестал что-то открывать для себя в театре, получать прозрения как актёр.

Есть ли какие-то роли, которые для Вас наиболее дороги и важны?

– Да. В своё время Ким Александрович Брейтбург пригласил в театр режиссёра Александра Лебедева и предложил ему поставить спектакль «Биндюжник и король», за что ему низкий поклон. Это кстати тоже мюзикл, драматичный и даже трагичный. Наш театр хотел поставить этот спектакль, но не нашлись финансы, хотя мы уже выучили весь материал. Этот материал произвёл на меня огромное впечатление, очень хотелось это сыграть. Судьба дала возможность осуществить эту мечту, и в 2015 году мы его сыграли. И вот, что интересно. Если в начале в 2003 году я репетировал Беню Крика – героя-сына, то сыграл в итоге Менделя Крика – отца.

– Ким Брейтбург доверил мне поставить спектакль «Юнона и Авось», в котором я сыграл главную роль. На тот момент это было для меня вершиной творческой. Я мечтал об этом с юности. «Юнону и Авось» я когда-то случайно услышал в Бузулуке в общежитии в записи на магнитофоне «Романтика». Мне было лет 12. Я был очень удивлён, никогда не слышал ничего подобного. Потом я дважды побывал на спектакле с участием Николая Караченцова. Моей мечтой было сыграть в этой рок-опере. А тут выпал такой шанс ­– не просто сыграть, ещё и поставить. Судьба дала возможность осуществить две мои заветные мечты: оба произведения, которые я обожал с юности, вдруг удалось сыграть.

– Самое важное, что я находился в творческом поиске, впервые совершал открытия. В процессе работы над спектаклем начинаешь копаться в произведении и вдруг понимаешь, что автор говорил не о том, о чём мы читаем глазами. Что за внешним слоем скрыт какой-то другой глубокий смысл. Это как с Куприным. Все говорят, фу, ну вот это же проститутки, зачем копаться в этом? Да нет же, вспомните, это Куприн, который написал «Гранатовый браслет», удивительные рассказы и повести. Он не мог же просто взять и начать копаться в такой грязи. Ну послушайте, это же просто смешно! Зачем? Он что, сумасшедший? Там просто скрыт какой-то другой пласт. Смогу ли я с ребятами этот пласт вскрыть именно так, как задумывал Куприн – не знаю, но подтекст мы попытаемся донести до зрителя. Режиссёр – это интерпретатор. Высший пилотаж – если ему удаётся попасть в точку и раскрыть идею автора.