Марк Пекарский

Марк Пекарский – заслуженный артист России, профессор, выдающийся исполнитель, организатор и бессменный руководитель единственного в нашей стране постоянно концертирующего ансамбля ударных, обладатель эксклюзивного репертуара и уникальной коллекции ударных инструментов. Автор статей и книг об ударных, основатель класса ансамбля ударных инструментов в Московской государственной консерватории им. П.И. Чайковского на факультете исторического и современного музыкального исполнительства. Член жюри международных конкурсов (в том числе конкурса ARD в Мюнхене). Многочисленные гастроли, мастер-классы и семинары, проводимые Марком Пекарским в России и за рубежом, сделали его центром притяжения для исполнителей-перкуссионистов.

Сегодня он – гость нашего журнала.

– Марк Ильич, как и когда вы решили посвятить свою жизнь ударным инструментам?

– В профессию я пришел случайно и довольно поздно. Вообще с детства мечтал быть актером. Но мой брат был военным музыкантом и решил отвести меня к педагогу. Я никак не хотел быть ударником, мне казалось, что это такие грубые инструменты. А вот фортепиано нравилось. Но купить его возможности не было, да и в комнате в 9 метров ставить негде. Так что фортепиано прошло мимо меня. Это одна из двух неудовлетворенностей в моей жизни. Вторая: я хотел говорить на разных языках. Мне всегда казалось, что тот, кто переходит на другой язык, и суть свою на какой-то момент меняет. Но сложилось так, как сложилось, и сожалеть об этом незачем, к тому же все перекрыла одна полная удовлетворенность – я играю на ударных, я пишу об ударных, я пишу для ударных, я рассказываю об ударных.

– Каким набором способностей необходимо обладать человеку, чтобы поступить на факультет?

– Что точно необходимо, так это повышенное ощущение ритма и, конечно, слух. Вот пианисту, например, идеальный слух, как это ни парадоксально, не нужен. За него настройщик все сделает. А когда играешь в оркестре и тебе надо в до-диез-миноре литавры настроить, а звучит соль-мажор (то есть совсем другая тональность), то это возможно только при наличии абсолютного слуха.

Хотя великий музыкант Генрих Нейгауз сказал: «Слух воспитуем, а ритм – это самое сложное». Хотя, казалось бы, ритм дан нам изначально, он вокруг нас, он в нас: смена времен года, смена дня и ночи и так далее. И если у человека нет ритма, то это уже недостаток на уровне патологии.

– Вы член жюри многих известных международных конкурсов. На ваш взгляд, какой из них на сегодняшний день наиболее высокопрофессиональный?

– Самый сложный, на мой взгляд, конкурс ARD в Мюнхене. Это очень консервативный конкурс. Особая европейская система.

Вообще к конкурсам я отношусь по-разному. Например, считаю, что маленькие дети не должны участвовать в таких соревнованиях. Потому что если это победа, то обязательно задерет нос и может перестать заниматься, а если поражение, то травма на всю жизнь. Нет, это не детское занятие.

Другое дело – профи. Взрослый должен переносить трудности, без них в искусстве делать нечего. Иначе пусть идет лифтером – там переживаний меньше. А у нас профессия нервная. Но конкурсы – это очень субъективное дело, поэтому я не люблю работать в жюри. Особенно когда твой ученик играет. Это тяжело. Вот, например, на известный телевизионный конкурс «Щелкунчик» я никогда не выставляю своих, чтобы быть свободным. Ситуации ведь знаете какие бывают: если твой ученик неудачно сыграл, а ты в жюри, тебя не очень хотят обидеть, а это приводит к необъективности. Да и вообще – судят-то живые люди. Им может что-то нравиться, что-то не нравиться. А от этого, можно сказать, зависит творческая судьба исполнителя. Конкурс – это такой же спорт, только в искусстве. И ты должен эффектно выступить. Здесь нужно то, что бьет в точку.

– Каково сегодня состояние репертуара исполнителей на ударных инструментах у нас в стране? Ведь еще совсем недавно найти сольные произведения было достаточно сложно. Уж чем-чем, а разнообразием произведений ударники похвастаться не могли. Если только оркестровые партии?

– Да, вы правы, это наше слабое место. Мы очень долгое время отставали от Европы и Америки, потому что не знали репертуар. К началу моей деятельности было только два произведения для ансамбля ударных: антракт из первого действия второй картины оперы Д. Шостаковича «Нос» и номер из музыки к спектаклю «Египетские ночи» С. Прокофьева. Будучи в составе жюри европейских конкурсов, я изучал концертный репертуар. Я даже устроил однажды семинар и целых полгода ездил по стране, рассказывая, что такое современный репертуар на ударных. К сожалению, не все консерватории тогда проявили интерес. А мне важно, чтобы среда была грамотная, хорошая. Сейчас она уже, в общем-то, есть. Судя по программе, которая была заявлена на оренбургском V Международном конкурсе исполнителей на духовых и ударных инструментах, здесь репертуаром владеют. В настоящее время у нас уже насчитывается 200 произведений для ансамбля, для соло.

– Раз речь зашла о репертуаре, то, естественно, будет продолжить тему. Скажите, кто из современных композиторов создает произведения для ударных?

– Сначала я хотел бы рассказать об особом инструменте – мультиперкуссии. Мало кто им занимается по-настоящему. Я стараюсь. Потому что очень его люблю. Что это такое? Раньше человек занимался на ксилофоне, на маримбе, вибрафоне, установке – кому что нравится. А мультиперкуссия – это многотембровый единый инструмент. Он давно появился в этнических культурах. Вот, например, установка джазовая – мультиперкуссия, литавры – это однотембровая мультиперкуссия, фортепиано – клавишная мультиперкуссия. Каждая нота – это отдельный инструмент. Чем знаменита мультиперкуссия? Она предоставляет большой простор фантазии. Исполнителю дается партитура, и автор намекает: здесь хотелось бы высокие кожаные инструменты, а здесь вот низкие металлические. И каждый раз ударник должен изобретать. Вершина исполнительства на этом инструменте – Янис Ксенакис (французский композитор и архитектор греческого происхождения, один из лидеров авангарда и концептуализма в музыке и архитектуре, создатель стохастической музыки).

В целом же современные авторы много пишут для ударных – это Денисов,

Губайдуллина, Шнитке. Композиторы следующего поколения – Мартынов, Гусин, Раскатов. И теперь я уже капризничаю, я отбираю…

– Марк Ильич, каковы ваши литературные пристрастия? Кого из писателей или поэтов любите больше и меняет ли время ваши приоритеты?

– Начал читать в четыре года и с тех пор не могу остановиться. Меняются ли со временем взгляды? Да! В прошлом году увлекся Лесковым. Вдруг открыл для себя этого гениального писателя. Как оказалось, психологическая литература – это не только Достоевский, это еще и Лесков, но он менее удачлив. И у Достоевского есть свои недостатки: конструкция иногда рыхлая, форма. У Лескова – другое: он в конце иссякает и иногда никак не может выйти из ситуации. Такое бывает: он очень неровный, но совершенно гениальный. Как глубоко проникает в характер! А вообще я читаю беспорядочно, у меня нет плана, как это было у Толстого. Попадается книга, и я начинаю читать, а потом мне хочется углубиться или не хочется углубляться. Так, например, прочитал Джулиана Барнса и понял, что безумно нравится постмодернизм. Я, скорее всего, и сам постмодернист в своей литературной деятельности. Мне очень нравится этот стиль, где присутствует парадокс, ирония.

 – Расскажите о своей педагогической деятельности. Сколько у вас на сегодняшний день учеников и насколько сложно попасть к вам в класс?

– Недавно ректор Московской консерватории задал мне вопрос: «Почему у тебя всего два аспиранта и один ученик?» Я ответил, что могу позволить себе роскошь брать только тех, кто мне нравится, кто мне интересен. Деньги зарабатываю другим способом – я играю. Правда, в этом учебном году я все же взял пятерых. Пришлось открыть класс еще в одном вузе в Москве, в Ипполитовском институте. Еще шесть человек у меня в гнесинской школе одаренных детей. Вообще стараюсь брать как можно больше провинциалов. Мое глубокое убеждение, что в этот раз возрождение должно прийти из провинции, а не наоборот.

У меня в классе заведен свой строгий порядок: каждый месяц 5-го числа студенты должны представить отчеты о пяти посещенных концертах. А иначе я не занимаюсь. Проверяю наличие рецензии, если нет – отправляю домой. Я ведь занимаюсь не только ударными. Посредством музыки я стараюсь воспитывать интеллигентов.

Елена Петайкина

object(Interview)#47 (21) {
  ["categories"]=>
  NULL
  ["small":protected]=>
  array(2) {
    ["width"]=>
    int(140)
    ["height"]=>
    int(140)
  }
  ["medium":protected]=>
  array(2) {
    ["width"]=>
    int(280)
    ["height"]=>
    int(355)
  }
  ["large":protected]=>
  NULL
  ["smallPrefix":"ImageActiveRecord":private]=>
  string(6) "small_"
  ["mediumPrefix":"ImageActiveRecord":private]=>
  string(7) "medium_"
  ["largePrefix":"ImageActiveRecord":private]=>
  string(6) "large_"
  ["nonePhoto":"ImageActiveRecord":private]=>
  string(22) "/uploads/no-image.jpeg"
  ["uploadFileFolder":protected]=>
  string(16) "/public/uploads/"
  ["uploadFilePath":protected]=>
  string(9) "/uploads/"
  ["_new":"CActiveRecord":private]=>
  bool(false)
  ["_attributes":"CActiveRecord":private]=>
  array(9) {
    ["type"]=>
    string(1) "2"
    ["id"]=>
    string(2) "18"
    ["category_id"]=>
    string(1) "2"
    ["title"]=>
    string(28) "Марк Пекарский "
    ["preview"]=>
    string(87) "

"Стараюсь воспитывать интеллигентов"

" ["description"]=> string(16419) "

Марк Пекарский – заслуженный артист России, профессор, выдающийся исполнитель, организатор и бессменный руководитель единственного в нашей стране постоянно концертирующего ансамбля ударных, обладатель эксклюзивного репертуара и уникальной коллекции ударных инструментов. Автор статей и книг об ударных, основатель класса ансамбля ударных инструментов в Московской государственной консерватории им. П.И. Чайковского на факультете исторического и современного музыкального исполнительства. Член жюри международных конкурсов (в том числе конкурса ARD в Мюнхене). Многочисленные гастроли, мастер-классы и семинары, проводимые Марком Пекарским в России и за рубежом, сделали его центром притяжения для исполнителей-перкуссионистов.

Сегодня он – гость нашего журнала.

– Марк Ильич, как и когда вы решили посвятить свою жизнь ударным инструментам?

– В профессию я пришел случайно и довольно поздно. Вообще с детства мечтал быть актером. Но мой брат был военным музыкантом и решил отвести меня к педагогу. Я никак не хотел быть ударником, мне казалось, что это такие грубые инструменты. А вот фортепиано нравилось. Но купить его возможности не было, да и в комнате в 9 метров ставить негде. Так что фортепиано прошло мимо меня. Это одна из двух неудовлетворенностей в моей жизни. Вторая: я хотел говорить на разных языках. Мне всегда казалось, что тот, кто переходит на другой язык, и суть свою на какой-то момент меняет. Но сложилось так, как сложилось, и сожалеть об этом незачем, к тому же все перекрыла одна полная удовлетворенность – я играю на ударных, я пишу об ударных, я пишу для ударных, я рассказываю об ударных.

– Каким набором способностей необходимо обладать человеку, чтобы поступить на факультет?

– Что точно необходимо, так это повышенное ощущение ритма и, конечно, слух. Вот пианисту, например, идеальный слух, как это ни парадоксально, не нужен. За него настройщик все сделает. А когда играешь в оркестре и тебе надо в до-диез-миноре литавры настроить, а звучит соль-мажор (то есть совсем другая тональность), то это возможно только при наличии абсолютного слуха.

Хотя великий музыкант Генрих Нейгауз сказал: «Слух воспитуем, а ритм – это самое сложное». Хотя, казалось бы, ритм дан нам изначально, он вокруг нас, он в нас: смена времен года, смена дня и ночи и так далее. И если у человека нет ритма, то это уже недостаток на уровне патологии.

– Вы член жюри многих известных международных конкурсов. На ваш взгляд, какой из них на сегодняшний день наиболее высокопрофессиональный?

– Самый сложный, на мой взгляд, конкурс ARD в Мюнхене. Это очень консервативный конкурс. Особая европейская система.

Вообще к конкурсам я отношусь по-разному. Например, считаю, что маленькие дети не должны участвовать в таких соревнованиях. Потому что если это победа, то обязательно задерет нос и может перестать заниматься, а если поражение, то травма на всю жизнь. Нет, это не детское занятие.

Другое дело – профи. Взрослый должен переносить трудности, без них в искусстве делать нечего. Иначе пусть идет лифтером – там переживаний меньше. А у нас профессия нервная. Но конкурсы – это очень субъективное дело, поэтому я не люблю работать в жюри. Особенно когда твой ученик играет. Это тяжело. Вот, например, на известный телевизионный конкурс «Щелкунчик» я никогда не выставляю своих, чтобы быть свободным. Ситуации ведь знаете какие бывают: если твой ученик неудачно сыграл, а ты в жюри, тебя не очень хотят обидеть, а это приводит к необъективности. Да и вообще – судят-то живые люди. Им может что-то нравиться, что-то не нравиться. А от этого, можно сказать, зависит творческая судьба исполнителя. Конкурс – это такой же спорт, только в искусстве. И ты должен эффектно выступить. Здесь нужно то, что бьет в точку.

– Каково сегодня состояние репертуара исполнителей на ударных инструментах у нас в стране? Ведь еще совсем недавно найти сольные произведения было достаточно сложно. Уж чем-чем, а разнообразием произведений ударники похвастаться не могли. Если только оркестровые партии?

– Да, вы правы, это наше слабое место. Мы очень долгое время отставали от Европы и Америки, потому что не знали репертуар. К началу моей деятельности было только два произведения для ансамбля ударных: антракт из первого действия второй картины оперы Д. Шостаковича «Нос» и номер из музыки к спектаклю «Египетские ночи» С. Прокофьева. Будучи в составе жюри европейских конкурсов, я изучал концертный репертуар. Я даже устроил однажды семинар и целых полгода ездил по стране, рассказывая, что такое современный репертуар на ударных. К сожалению, не все консерватории тогда проявили интерес. А мне важно, чтобы среда была грамотная, хорошая. Сейчас она уже, в общем-то, есть. Судя по программе, которая была заявлена на оренбургском V Международном конкурсе исполнителей на духовых и ударных инструментах, здесь репертуаром владеют. В настоящее время у нас уже насчитывается 200 произведений для ансамбля, для соло.

– Раз речь зашла о репертуаре, то, естественно, будет продолжить тему. Скажите, кто из современных композиторов создает произведения для ударных?

– Сначала я хотел бы рассказать об особом инструменте – мультиперкуссии. Мало кто им занимается по-настоящему. Я стараюсь. Потому что очень его люблю. Что это такое? Раньше человек занимался на ксилофоне, на маримбе, вибрафоне, установке – кому что нравится. А мультиперкуссия – это многотембровый единый инструмент. Он давно появился в этнических культурах. Вот, например, установка джазовая – мультиперкуссия, литавры – это однотембровая мультиперкуссия, фортепиано – клавишная мультиперкуссия. Каждая нота – это отдельный инструмент. Чем знаменита мультиперкуссия? Она предоставляет большой простор фантазии. Исполнителю дается партитура, и автор намекает: здесь хотелось бы высокие кожаные инструменты, а здесь вот низкие металлические. И каждый раз ударник должен изобретать. Вершина исполнительства на этом инструменте – Янис Ксенакис (французский композитор и архитектор греческого происхождения, один из лидеров авангарда и концептуализма в музыке и архитектуре, создатель стохастической музыки).

В целом же современные авторы много пишут для ударных – это Денисов,

Губайдуллина, Шнитке. Композиторы следующего поколения – Мартынов, Гусин, Раскатов. И теперь я уже капризничаю, я отбираю…

– Марк Ильич, каковы ваши литературные пристрастия? Кого из писателей или поэтов любите больше и меняет ли время ваши приоритеты?

– Начал читать в четыре года и с тех пор не могу остановиться. Меняются ли со временем взгляды? Да! В прошлом году увлекся Лесковым. Вдруг открыл для себя этого гениального писателя. Как оказалось, психологическая литература – это не только Достоевский, это еще и Лесков, но он менее удачлив. И у Достоевского есть свои недостатки: конструкция иногда рыхлая, форма. У Лескова – другое: он в конце иссякает и иногда никак не может выйти из ситуации. Такое бывает: он очень неровный, но совершенно гениальный. Как глубоко проникает в характер! А вообще я читаю беспорядочно, у меня нет плана, как это было у Толстого. Попадается книга, и я начинаю читать, а потом мне хочется углубиться или не хочется углубляться. Так, например, прочитал Джулиана Барнса и понял, что безумно нравится постмодернизм. Я, скорее всего, и сам постмодернист в своей литературной деятельности. Мне очень нравится этот стиль, где присутствует парадокс, ирония.

 – Расскажите о своей педагогической деятельности. Сколько у вас на сегодняшний день учеников и насколько сложно попасть к вам в класс?

– Недавно ректор Московской консерватории задал мне вопрос: «Почему у тебя всего два аспиранта и один ученик?» Я ответил, что могу позволить себе роскошь брать только тех, кто мне нравится, кто мне интересен. Деньги зарабатываю другим способом – я играю. Правда, в этом учебном году я все же взял пятерых. Пришлось открыть класс еще в одном вузе в Москве, в Ипполитовском институте. Еще шесть человек у меня в гнесинской школе одаренных детей. Вообще стараюсь брать как можно больше провинциалов. Мое глубокое убеждение, что в этот раз возрождение должно прийти из провинции, а не наоборот.

У меня в классе заведен свой строгий порядок: каждый месяц 5-го числа студенты должны представить отчеты о пяти посещенных концертах. А иначе я не занимаюсь. Проверяю наличие рецензии, если нет – отправляю домой. Я ведь занимаюсь не только ударными. Посредством музыки я стараюсь воспитывать интеллигентов.

Елена Петайкина

" ["photo"]=> string(3) "269" ["date"]=> string(16) "2014-06-05 12:31" ["state"]=> string(1) "1" } ["_related":"CActiveRecord":private]=> array(0) { } ["_c":"CActiveRecord":private]=> NULL ["_pk":"CActiveRecord":private]=> string(2) "18" ["_alias":"CActiveRecord":private]=> string(1) "t" ["_errors":"CModel":private]=> array(0) { } ["_validators":"CModel":private]=> NULL ["_scenario":"CModel":private]=> string(6) "update" ["_e":"CComponent":private]=> NULL ["_m":"CComponent":private]=> NULL }